Луи Дюшен

История древней церкви

ГЛАВА I

Римская империя, как родина христианства

Средиземное море и древний мир. — Римская империя и ее соседи. — Евреи и их религия. — Римские провинции и городское увравление. — Нравы, идеи, религия: мистерии, восточные культы. — Подготовка евангельской проповеди.

В дни появления христианства Римская империя мирно господствовала на всем побережье Средиземного моря. В общем мировом строе она занимала то же место, что Европа в наши дни, но она была более обособлена. Не говоря уже об Америке, существования которой тогда еще не подозревали, многолюдное население Китая, Индии и внутренней Африки не знало Средиземного моря и в свою очередь было неизвестно его народам. С этими почти сказочными в то время странами можно было бы, правда, сноситься по Нилу и по двум заливам, окаймляющим Аравийский полуостров и ведущим к Индийскому океану: как раз вдоль этих великих мировых путей возникли с самых древних времен цветущие государства, — Египет, Ассирия, Халдея, Сузиана. Но несмотря на свое географическое положение, столь удобное для сношений с отдаленными странами, эти государства, по-видимому, почти всегда оставались замкнутыми со стороны востока и распространяли свои завоевания и свою цивилизацию к Средиземному морю: именно в этом направлены столкнулись они наконец с более молодыми народами, которым предназначено было остановить их распространение, положить конец их истории и сменить их в политическом владычестве над западной Азией.

В IV веке до Рождества Христова страны Нила и Евфрата объединились под властью персов, предприимчивого народа, завоевашя которого достигли с одной стороны Эгейского моря и Дуная, с другой берегов Инда. Двести лет спустя Александр разрушил это непрочное царство и подчинил Восток грекам. Политическая организация, которой он пытался закончить свои блестящие подвиги, была на самом деле очень недолговечна, но значение македонского завоевания состояло в том, что оно положило начало эллинизму на Востоке. В этих странах, имевших уже собственную древнюю и мощную цивилизацию, Александр ввел порядки, которые ожидала совсем иная участь, чем какая постигла его монархию. Правда Иран скоро вернул себе независимость, зажил обособленной от греческих государств жизнью и увлек за собой своих старых вассалов по Тигру и Евфрату. Но ни парфянским царям, ни их преемникам Сассанидам, уже не удалось занять по отношению к Западу позицию Ассурбанипала и Дария. Всякому их распространению в этом направлении была поставлена преграда. Хотя они были свидетелями падения греческих государств, но место последних заступили римские легионы; и на долгие века граница была поставлена под их охрану. Став хозяином Италии, победив Карфаген и Грецию, Рим в 64 г. до Р. X. разрушил царство Селевкидов; тридцать лет спустя он же захватил наследство Птоломеев. Вся область Средиземного моря от Антиохии до Испании признала его власть. Цезарь присоединил сюда Галлию, Август раздвинул границы до Дуная, Клавдий — до Шотландии. На севере Рим имел перед собой лишь варварские племена, на западе его границей был Атлантический океан, на юге — пустыня. Лишь на востоке, со стороны реки Тигра и Армении, граничил он с другим государством, но столкновения римлян с парфянами ослаблялись целым рядом вдвинутых между ними мелких зависимых государств от Черного моря до Красного.

В одном из этих-то мелких государств, в Иудее, возникло христианство. Иудейство, которое ему предшествовало и его, подготовило, было первоначально религией небольшого народа, жившего в южном углу Сирии; народ этот составился из разных племен, объединившихся сначала в одно, а потом в два царства, которые просуществовали недолго и пали под ударами ассириян и халдеев. В момент гибели последнего царства (590 до Р. X.), иудейская религия, постепенно очищенная под вдиянием вдохновения пророков, сосредоточивалась вокруг национального святилища в Иерусалим. Здесь воздавали поклонение Божеству, как единому истинному Богу и Господу, пред которым все прочие мнимые божества были лишь идолами и демонами. Израиль познал Его, как Творца и Зиждителя мира, он помнил, что связан с Ним особым древним договором, заветом. Творец мира ИЕГОВа был его Богом, как он в свою очередь был народом Иеговы. Отсюда очень высокое мнение его о своем достоинстве, о своем племени и призвании; отсюда его несокрушимая вера в свое предназначение и в Того, Кто ему предначертал его.

Храм был разрушен, династия истреблена, сам народ рассеян изгнанником по отдаленным странам. Израиль продолжал надеяться, не взирая ни на что, и надежда его не была обманута. Персы разрушили царство Халдейское, завоевали и разграбили ненавйстный Вавилон и дозволили иудеям восстановить свое святилище, сплотиться вокруг него и даже укрепить Иepyсалим. С национальной независимостью пришлось проститься, но евреи нашли утешеше в том, что теснее скрепили узы, соединявшие сынов израильских с Иеговой и их самих в Иегове. Монархи, царствовавшее в Сузах, даровали им широкую местную автономию, которая была впоследствш сохранена и Птоломеями, и Селевкидами до тех пор, пока Антиох Епифан не возымел безумной мысли эллинизировать народ Божий. Защищая свою веру, народ поднял восстание, которое, увенчавшись успехом, привело к образованию самостоятельного государства, управлявшегося первосвященниками из рода Асмонеев, потомками героев борьбы за независимость. Постепенно эти первосвященники превратились в иудейских царей. Этот государственный порядок продержался около ста лет, вплоть до появления римлян. Помпей, покончив с царством Селевкидов и овладев Иерусалимом (63 г. до Р. X.), в общем не изменил этого порядка. Антоний посадил на место последних Асмонеев авантюриста из местных уроженцев — Ирода, получившого прозвание Великого (40 г. до Р. X.). С него начинается евангельское повествование. Посли его смерти (в 750 г. по основании Рима и в 4 г. до Р. X.) его довольно обширное царство было разделено на три части: та часть, в которой находился Иерусалим, досталась его сыну Архелаю, владевшему ею до 6 г. по Р. X., после чего он был смещен и заменен прокураторами, которые непрерывно управляли Иудеей вплоть до великого воссташя 66 года, за исключением трехлетнего промежутка царствования Ирода Агриппы (42 — 44 гг.).

Когда вспыхнуло восстание, христианство уже существовало, и проповедь Евангелия начала прокладывать ему пути. Но вначале она шла не на восток: лишь позднее христианство укрепляется в парфянском государстве; на первых же порах все его внимание было направлено на гречесюй мир и Римскую империю.

Несмотря на безобразия, разыгрывавшиеяся в Риме, Римская империя обеспечивала мир, безопасность и даже свободу в том смысле, что она охотно поощряла развитие городских самоуправлений. Провинции, управлявшиеся одни по назначению сената ежегодно менявшимися проконсулами, другие от имени императора легатами-пропреторами, составлялись из группы округов, управлявшихся каждый выборными властями города, служившего метрополией округа. В тех странах, где городское устройство не было введено, самоуправление было организовано иначе. Чиновников было немного, если не считать заведующих сбором податей; суд, за исключением уголовных преступлений, — да и это исключение наблюдалось не везде, — оставался в ведении городских властей. Однако лица, пользовавшиеся правом римского гражданства, подлежали только римским судам. Одни лишь пограничные провинции содержали в своих пределах императорские войска; охрана внутреннего мира была отнесена к области местных дел и поручена городским властям. Эта либеральная организация не причиняла существенного беспорядка: были приняты меры предосторожности, чтобы власть над городами не выходила из рук обеспеченных классов; народная масса не имела никакого влияния на местное управление.

Мир процветал при таком порядке, греко-римская цивилизация быстро покоряла себе страны, где дотоле господствовали либо иной строй жизни, либо варварство. В деревне сохранялся еще прежний местный язык, — кельтский, пунический, иберийский, иллирийский, сирийскй, египетский, но в городах редко говорили на каком-нибудь языке, кроме греческого и латинского. Обширная сеть дорог связывала все части империи; по ним ходила императорская почта, ими же пользовались и частные лица. Само Средиземное море было широкой дорогой, безопасным и скорым путем сообщения. Так как сношения стали легче, они сделались более часты.

Однако в этом громадном теле было больше материальной жизни, чем умственной деятельности. Век Августа миновал; блеск поэзии и красноречия угас, ученые грамматики заступили место великих писателей. Сама философия была в упадке. Модные школы, эпикурейская и стоическая, почти не занимались метафизикой; те редкие умы, которые еще работали, как Сенека, отдавались вопросам нравственности. В Риме несколько благородных характеров, врод Тразеи или Гельвидия Приска, служили живым протестом человеческой совести против тираннии Цезарей и Флавиев и отголоском погибшей свободы. Но ни эта самоотверженная оппозиция, ни умозрительная философия не имели сколько-нибудь значительного влияния на римскую чернь или на массу населения в провинциях.

В деле религии высшие классы были настроены вообще скептически. От старинных культов Греции и Рима осталась лишь оффициальная обрядность. Старинная римская религия не заключала в себе почти ничего, кроме обрядов; отвлеченные боги ее были лишены образов, поэзии, иногда даже имени. Фантазия греков, напротив, сумела облечь в блестящие образы отвлеченные идеи первобытного натурализма, сделав из них сверхъестественных по силе, уму и красоте людей. Поэты воспевали подвиги и приключения этих обаятельных бессмертных существ, но из их пантеона не создалось никакой серьезной теологии, никакого вероучения. Правда, философия ухитрялась найти космогонический смысл в религизных мифах, но таким путем она не столько объясняла их, сколько подрывала к ним доверие. Отвратившись от Олимпа предков, религиозное чувство ушло в мистерии, сулившие раскрыть вековечные тайны, освободить плененную душу и обеспечить ей счастье в будущей жизни. Но греческие таинства вовсе не привлекали простонародья; некоторые из них, черезчур угрожавшие нравственности, были уже запрещены или подвергнуты строгому надзору.

Завоевание Вомтока и Египта внесло новые религиозные элементы: со всех сторон вторгались культы шумные, опьяняющие, безнравственные, допускавшие на свои празднества без разбора мужчин и женщин, богатых и бедных, рабов и свободных. Из Египта перенесен быль культ Изиды и Сераписа, из Сирии — Адониса и Астарты, из Персии культ Митры, из Фригии -Кибелы и Сабазия. Всюду возникли бесчисленные братства в честь этих новых богов, и поклонение им дало религиозному чувству пищу, которой оно не находило более в оффициальных церемониях.

Последние тоже потерпели видоизменение. В старинных национальных святилищах продолжалось разумеется отправление богослужения, но рядом со старыми богами появилось новое, более близкое и могущественное божество, которое стало для них опасным соперником. Я разумею культ Рима и Августа. Этот культ впервые появился в провинции при императоре Августе и распространился с необычайной быстротой. В каждой провинции уполномоченные от городов собирались ежегодно к храму, посвященному Риму и императору. Эти уполномоченные избирали из своей среды жреца, на которого в течение следующего года возлагалось отправление культа от имени провинции; он носил титул flamen (фламина), sacerdos (священник), (…) (первосвященник). Здесь с большой торжественностью приносились жертвы и справлялись общественные игры, затем, после поверки деятельности жреца, отслужившего свой срок, делегаты расходились. Кроме этих торжеств, справлявшихся целой провинщей, Рим и Август имели в большинстве городов своих муниципальных жрецов и храмы, а сверх того еще религиозные братства. Связанный с организацией городских муниципий и провинций, которые он соединял с верховной властью империи своего рода религюзными узами, этот культ вскоре стал важнейшей частью оффициальной религии.

Все эти религии, столь различного происхождения и содержания, существовали рядом, не исключая друг друга. Каждый делал свой выбор между ними по своему вкусу и удобству; допускалось служение всем культам, смотря по обстоятельствам. Перед христианством открылось не пустое пространство: ему приходилось искоренять в обращавшихся к нему душах не только привязанность к тому или иному особому культу, но и вообще известную склонность к языческим религиям, которые постепенно наслоились и переплелись в обыденном религиозном сознании человека.

Из всего сказанного можно заключить, что проповедь христианства встретила в современном ему состоянии Римской империи как благоприятные условия, так и препятствия. Среди благоприятных условий на первом месте надо поставить всеобщий мир, однообразие языка и состояния мысли, быстроту и безопасность сообщений. На философию христианство тоже могло смотреть, как на полезного союзника, в виду тех ударов, которые она нанесла старым преданиям, и ее неспособности взамен их создать нечто свое: о язычестве отцы церкви говорят языком Лукиана. Наконец, восточные религии, давшие кое-какую пищу религиозному чувству, не позволили ему умереть и помогли дождаться возрождения чрез Евангелие. Но наряду с этими благоприятными обстоятельствами, сколько было препятствий! Рим скоро вступил на путь гонений; несколько раз предпринимал он борьбу не на живот, а на смерть с христианством. Рационалистический дух греческой философии с течением времени овладел догматической частью христианского учения и породил сотни разнообразных ересей. Что же касается народных культов, то хотя они и поддерживали до известной степени религиозное чувство, но не от них можно было ждать какого-либо содействия в борьбе с себялюбивыми и постыдными страстями, которые в народах, как и в отдельных людях, служат всегда главным пренятствием делу спасения.