Толковая Библия
или комментарий на все книги Св.Писания
Ветхого и Нового Заветов
под редакцией
А. П. Лопухина

Евангелие от Иоанна

ГЛАВА XIX.

XIX.

Христос пред Пилатом (1—10).
Распятие Христа (17—29).
Смерть и погребение Христа (30-42).

1—3. (См. Матф. XXVII, 26; и сл. Марк. XV, 15 и сл.). — Пополняя сказания первых евангелистов о бичевании Христа, Иоанн изображает это бичевание не как наказание, предшествовавшее, по обычая, распятию, а как средство, каким Пилат думал удовлетворить злобе Иудеев, которую питали ко Христу.

4—5. Пилат, наказав Христа и выведши Его к иудеям со знаками побоев на лице, в терновом венце и багрянице (ср. Матф. XXVII, 28; 29) этим самым показывал иудеям полное ничтожество их обвинений какия они выставляли против Христа. «Разве такой человек может разсматриваться как претендент на царскую корону»? — как бы говорил этим Пилат. Нет, Пилат не находит сколько нибудь серьезных оснований к обвинению Христа в приписываемых Ему замыслах. Слова же: «се, человек»! могут быть понимаемы в двояком значении. С одной стороны Пилат хотел этим восклицанием сказать, что пред иудеями стоит человек совершенно ничтожный, которому разве только в насмешку можно приписывать попытки завладеть царскою властью, с другой он хотел возбудить в людях не окончательно ожесточившихся сострадание ко Христу.

6—7. Ничего не сказано, как отнесся к этому жалостному зрелищу собравшийся пред дворцом прокуратора простой народ: народ молчал. Но первосвященники и их служители стали громко кричат, что Пилат должен распять Христа (ср. XVIII, 40 — где изображаются кричащими все). Раздраженный их упорством Пилат снова с насмешкою предлагает самим иудеям совершить казнь над Христом, зная, что они не посмеют этого сделать. Тогда враги Христа указывают Пилату новое основание, по какому они требуют осуждения Христа на смерть: Он сделал, т. е. называл Себя Сыном Божием. Этим иудеи хотели сказать, что Христос в беседах с ними приписывал Себе равенство с Богом, а это было преступлением, за которое в законе Моисеевом полагалась смертная казнь (это было хулою или унижением Бога. Лев. XXIV, 16).

8—9. Пилат уже с самаго начала суда над Христом чувствовал некоторый страх пред иудеями, фанатизм которых ему был достаточно известен (Иосиф Флавий. О войне иуд. XI, 9, 3). Теперь к этому прежнему страху присоединился новый суеверный страх пред человеком, о котором Пилат слышал, конечно, разсказы как о чудотворце, который успел у многих иудеев стать предметом благоговейнаго почитания. Встревоженный, Он уводит Христа опять в преторию и спрашивает Его уже не как представитель правосудия, а просто как человек, в котором не угасли языческия представления о богах, которые сходили прежде на землю и жили среди людей. Но Христос не хочет отвечать человеку, который был так равнодушен к истине (XVIII, 38), не хочет говорить с ним о Своем божественном происхождении, так как Пилат и не понял бы Его.

10—11. Пилат понял, что Христос не признает его достойным беседы с Собою, и с чувством оскорбленнаго самолюбия указывает Христу на то, что Он в его руках. Но Христос говорит в ответ Пилату, что сам он не имеет власти распоряжаться судьбой Христа (положить жизнь и принять ее назад — это зависит только от Самого Христа. Иоан. X, 17 и сл.; XII, 28 и сл.). Если же теперь Пилат и имеет право осудит Христа на казнь, то потому, что так ему указано (дано, т. е. назначено) свыше или от Бога (ἄνωϑεν ср. III, 27). Напрасно Пилат гордится своим правом прокуратора в настоящем случае: он является в деле Христа жалким, безхарактерным, лишенным совести человеком, которому, именно в силу таких ему присущих свойств, Бог и попустил стать палачем Неповиннаго Страдальца. Тем не менее в словах Христа о Пилате ему не дается какого нибудь оправдания. Нет, виновен и он, хотя вина его меньше, чем вина предавшаго Христа Пилату. В том, что он осудил Христа, он показал свой низкий характер, свою испорченную натуру и, хотя, совершая свое кровавое дело, он исполнял, сам не сознавая того, таинственныя предначертания воли Божией, тем не менее лично он, как судия — блюститель справедливости, изменил своему призванию и подлежит за это осуждению. Что же касается предавшаго Христа Пилату народа иудейскаго и особенно первосвященника и священников (ср. XVIII, 35: Твой народ и первосвященники предали Тебя мне), то этих людей Христос признает виновными в большей мере, чем Пилат, потому что они звали Писания, в которых содержались пророчества о Христе (V, 39), а, с другой стороны, знали достаточно о деятельности Христа (XV, 24), чего нельзя было сказать о прокураторе, который далеко стоял от тех вопросов, какие возбудили враждебныя чувства ко Христу в сердцах иудеев.

12. Пилату, несомненно, должно было понравиться то, что Христос сказал о нем. Он видел, что подсудимый понимает его затруднительное положение и снисходит к нему. Поэтому (в таком смысле лучше понимать здесь выражение ἐκ τоύτоυ) 1). Пилат с особенною настойчивостью стал добиваться освобождения подсудимаго, хота евангелист не сообщает, в чем состояли его усилия. Это намерение Пилата было замечено врагами Христа, которые с своей стороны усилили свои старания добиться осуждения Христа. Для этого они начинают угрожать Пилату доносом на его действия самому Кесарю (Тиверию), который, конечно, не простил бы Пилату легкомысленнаго отношения к делу, в котором был затронут вопрос о его императорских правах: за оскорбление величества он мстил самым жестоким образом, не обращая внимания на высоту положения, какое занимал заподозренный в этом преступлении (Свет. Тив. 58. Тац. Анн. III, 38).

13. Угроза иудеев подействовала на Пилата, и он, изменив свое намерение, вывел Христа снова из претории и сам сел на судейское кресло 2) (βῆµα). Он и раньше, конечно, сидел на нем при начале суда над Христом, но теперь евангелист отмечает восхождение Пилата на судейское место, как нечто особенно важное, и указывает при этом день и час события. Этим евангелист хочет сказать, что Пилат решился произнести обвинительный приговор над Христом. Место, на котором было поставлено судейское кресло Пилата, говорит евангелист, называлось по гречески Лифостротон (собственно — мозаичный пол), — так называли его говорившие по гречески жители Иерусалима, — а по еврейски Гаввафа по одному толкованию возвышение, по другому блюдо) 3).

14. Иоанн говорит, что осуждение Христа на распятие и след. самое распятие состоялось в пятницу пред пасхою (точнее: в пятницу пасхи, заменяя этим указание ев. Марка: «пятница, которая пред субботой» — XV, 42). Этим он хотел отметить особую важность того дня, в который был распят Христос: Христос так сказать приготовляется к закланию (самое имя пятница по гречески означает «приготовление», и читатели евангелия хорошо понимали смысл этого), как приготовлялся накануне пасхи к ночной трапезе агнец. — Час шестый, т. е. двенадцатый. Точнее будет перевести: около двенадцати (ὡς ἕκτη). Некоторые толкователи (из ваших особенно Гладков в 3-м издании своего толковаго евангелия, стр. 718—722) стараются доказать, что евангелист считает здесь по римскому, а не по иудейско-вавилонскому счислению, т. е. разумеет шестой час утра, в соответствие с указанием евангелиста Марка, по которому Христос был распят в третий, т. е., по римскому счету, в девятый час утра (XV, 25). Но против этого предположения говорит то обстоятельство, что никто из древних церковных толкователей не прибегал к такому способу соглашения показаний евангелистов Марка и Иоанна. Притом известно, что в те времена, когда ап. Иоанн писал свое евангелие, во всем греко-римском мире часы дня считались так же как у евреев, от восхода до захода солнца (Плиний, Ест. ист. II, 188). Очень вероятно, что Иоанн в настоящем случае и хотел точнее определить время распятия Христа, чем оно указано у Марка 4). — В заключение Пилат делает последнюю попытку спасти Христа, снова указывая иудеям на то, что ведь они отдают на казнь своего царя. «Другие народы услышать — хочет сказать Пилат, — что в Иудее распяли царя, и вам же это послужит к стыду».

15. Первосвященники не хотят и слушать увещаний Пилата: они совершенно отрешились от всяких национальных мечтаний о собственном иудейском царе, они стали или, по крайней мере, показывают себя верными подданными Кесаря.

16—18. Объясн. см. в толк. на ев. Матф. XXVII, 24—38 и паралл. — Почему Иоанн не упоминает о Симоне Киринейском? Очень вероятно, что он хотел этим лишить опоры существовавшее у древних гностиков—василидиан мнение, будто бы вместо Христа на кресте был распят по ошибке Симон (Ириней, прот. ерес. I, 24, 4).

19—22. О надписи на кресте Христа евангелист Иоанн говорить, что иудеи остались ею крайне недовольны, потому что она не точно выражала преступление Иисуса, а между тем ее могли прочитать все проходившие мимо Голгофы иудеи, многие из которых и не знали, каким образом «царь их» оказался на кресте. Пилат не согласился на требование иудейских первосвященников исправить надпись, желая, кажется, поставить их в неловкое положение пред теми, кто не участвовал в предании Христа Пилату. Очень может быть, что Иоанн, изображая эту подробность, хотел указать своим читателям, что Промысл Божий действовал в настоящем случае чрез упорнаго язычника, возвещая всему миру о царском достоинстве Распятаго Христа и о Его победе (Злат.).

23—24. О пребывании Христа на кресте Иоанн подробно не повествует, но рисует пред взором читателя четыре поразительныя картины. Здесь находится первая картина — разделения войнами одежд Христа, о чем только кратко упоминают синоптики. Один Иоанн сообщает о том 1) что хитон был не разделен на части 2), что одежды были разделены между четырьмя воинами и 3), что в разделении одежд Христа исполнилось пророчество о Мессии, находящееся в ХХІ-м псалме (ст. 19). Воинов, которым было поручено распять Христа, было четверо, и потому верхния одежды Христа были разделены на четыре части, но как именно — неизвестно. Нижняя же одежда, хитон, как тканая не могла быть разрезана на части, потому что чрез это вся ткань распустилась бы. Поэтому воины и решили бросить о хитоне жребий. Может быть, Иоанн сообщая об этим сохранении в целости хитона Христова хотел этим указать на необходимость единения Церкви Христовой (Киприан Карф. о единстве кафол. Церкви 7).

25—27. Здесь евангелист рисует нам другую картину, которая представляет резкий контраст с первою: Христос вверяет Свою Мать попечению Своего возлюбленнаго ученика. Сколько женщин стояло при кресте? Одни толкователи говорят: три, другие: четыре. Более вероятным представляется второе мнение, потому что неестественно было бы предположить, что евангелист стал бы точно называть по имени сестру Пр. Богородицы, когда не назвал по имени Саму Матерь Христа. Между тем очень естественно предположить, что евангелист упоминает о четырех по парно стоявших женщинах, из которых первых двух по имени не называет (этим и объясняется двукратное употребление частицы и). О Марии Магдалине и Марии Клеоповой — см. объясн. на ев. Матф. XV, 39; Лук. VIII, 2; XXIV, 18. Но кто такое была сестра Пр. Богородицы? Нет ничего невероятнаго в предположении (которое делает Цан), что Иоанн здесь разумеет свою собственную мать, которую, как и самого себя, из скромности не называет по имени. При таком предположении является очень естественным притязание Иоанна и Иакова на особую роль в царстве Христа (Матф. XX, 20 и сл.) и поручение Пр. Богородицы именно Иоанну который таким образом приходился близким родственником Христу. Хотя Пр. Дева могла бы найти приют у сыновей Иосифа, но они были не близки по духу Ея Сыну (Иоан. VII, 5) и след. также и Ей. — Почему Христос называет Свою Мать просто женщиною? С одной стороны Он этим показывает, что отныне Он принадлежит всем людям, что естественныя узы, связывавшия Его доселе с Пр. Матерью, теперь разрешаются (ср. XX, 17), а с другой стороны Он выражает Ей Свое сострадание именно как осиротевшей женщине. — Иоанн тогда взял Пр. Деву с собою, чтобы отвести Ее в дом отца своего в Капернаум — таково, конечно, было тогда его намерение. Но это намерение не осуществилось, и Иоанн с Пр. Девою остался в Иерусалиме до самой Ея смерти, после того как, по воскресении Христа, недели три провел в Галилее, куда ушел по повелению Самого Христа (ср. Матф. XXVI, 32).

28—30. Здесь евангелист рисует пред нами третью картину — картину смерти Распятаго Христа. После того, т. е. после того как Христос исполнил Свой сыновний долг по отношению к матери. — Ведая, что все уже совершилось, т. е. зная, что доведено до конца все, что подобало Ему совершить в земной Своей жизни. — Да сбудется Писание, говорит: «жажду»! Некоторые толкователи (из наших напр. еп. Михаил) относят выражение: да сбудется Писание «к глаголу»: «говорит» и делают заключение, что евангелист в восклицании Христа: «жажду»! видит будто бы точное исполнение пророчества, содержащагося в псалм. LXVIII (ст. 22): «в жажде моей напоили меня уксусом». Но с таким заключением трудно согласиться 1) потому, что в приведенном месте из псалма нет выражения «жажду», а 2) потому, что выражение греческаго текста, переведенное по русски выражением «да сбудется» правильнее было бы заменить выражением: «дабы было доведено до конца» (употреблен глаг. не πληρоῦν, а τελειоῦν) правдоподобное поэтому мнение (Дана), что здесь евангелист хочет сказать, что хотя и «совершилось», но однако не доставало одного самаго важнаго, в чем должны были найти себе завершение все писания ветхаго завета — (да сбудется Писание) это именно смерти Христа. Но смерть Христа Его собственному сознанию и сознанию апостолов представлялась как свободное и сознательное предание в руки Бога- Отца жизни Христа, как добровольное дело любви Христа к человечеству (X, 11; XVII,— 18; XIV. 31). Поэтому, мучимый страшною жаждою, которая у повешенных на кресте затмевала сознание, Христос просит пить, чтобы получить облегчение хотя на несколько мгновений и с полным сознанием испустить Свой последний вздох. И только один Иоанн сообщает, что Христос, подкрепившись уксусом, сказал: «совершилось» т. е. для Него нет уже никакого долга, который бы Его привязывал к жизни (Об иссопе см. толк. на кн. Исх. XII, 22).

31—34. Здесь евангелист рисует четвертую и последнюю картину. Представители синедриона просили у прокуратора, чтобы к наступавшей субботе были убраны тела распятых, так как и закон Моисеев требовал, чтобы тело преступника, который был повешен на дереве, не оставалось там на ночь, но было предаваемо земле в самый день казни (Второз. XXI, 22 и сл.). Иудеям тем более хотелось исполнить этот закон, что наступал вместе с субботою и праздник Пасхи. Для этого же было необходимо добить повешенных на кресте преступников (им перебивали колени). Пилат согласился на это, и явившиеся на место казни воины скоро покончили с двумя повешенными по обеим сторонам Христа преступниками, Иисуса же, заметив, что он умер, оставили нетронутым. Только один из воинов, вероятно, желая устранить всякую возможность погребения мнимо-умершаго, ударил Христа копьем в бок. Этот удар, пробивший сердце Христа, должен был погасить последнюю искру жизни, если таковая еще тлела в сердце Христа. Евангелист, упоминая об этом событии, хотел доказать действительность смерти Христа в противовес тем еретикам, которые (главным же образом Керинф) говорили, что Христос не умер на кресте, потону что и тело-то у Него было только призрачное. — При этом евангелист указывает на удивительное обстоятельство, имевшее место при прободении бока у Христа. Из раны причиненной ударом копья истекла (правильнее — выступила) кровь и вода. Об этом евангелист упоминает во 1-х) как о необыкновенном явлении, так как из тела умершаго при проколе не вытекает кровь и вода, а во 2-х) Он хочет показать здесь, что смертью Христовою верующие получили кровь, очищающую от наследственнаго греха, и воду, являющуюся в Писании Ветхаго завета символом благодати Св. Духа (см. напр. Ис. XLIV, 3). Последнюю мысль Иоанн повторяет и в первом своем послании, говоря, что Христос, как истинный Мессия- Искупитель пришел или выступил водою и кровью (V, 6).

35. И видевший засвидетельствовал… По изъяснению отцов Церкви (Злат., Кирилл Алекс.) евангелист здесь говорит о себе самом, по смирению как и в других местах не называя прямо своего имени. Он настаивает на том, что свидетельство его вполне истинно в виду того, что в его время иногда на повествования о чудесных событиях из жизни Христа смотрели с большим недоверием (см. Лук. XXIV, 11, 22, и 2 Петр. I, 16). Наконец, по поводу его сообщений о чудесах, совершившихся во время смерти Христа, о которых только он один говорит, его могли заподозреть в желании возвысить свой авторитет пред другими писателями евангелий, и Он поэтому заранее заявляет, что у него при этом не было иной цели как утвердить в своих читателях веру во Христа.

36—37. Евангелист только что сказал, что его побуждает свидетельствовать о необычайном исхождении из бока Христа крови и воды желание утвердить веру в читателях в Иисуса Христа. Теперь Он для большаго укрепления их веры указывает на то, что в означенном событии, а равно и в непребитии голеней Христу (в греч. тексте сказано: ἐγένετо ταῡτα — сии события произошли, а не: сие произошло) исполнились два предуказания Ветхаго Завета: 1) прообразное установление относительно пасхальнаго агнца (Исх. XII, 46) и 2) пророческое слово Захарии (XII, 10). Как у пасхальнаго агнца было запрещено сокрушать кости, так и у Христа кости остались совершенно целыми, хотя можно было ожидать, что оне непременно будут сокрушены, как и у распятых со Христом разбойников. В этом — хочет сказать евангелист — и оказалось, что Христос был истинным пасхальным агнцем, благодаря Которому люди спасаются от вечной смерти, как некогда первенцы еврейские были спасены от временной смерти кровью простого пасхальнаго агнца. Что касается пророчества Захарии, который говорил о том, как избранный народ Божий со временем будет с раскаянием взирать на Иегову, Котораго он же пронзил, то евангелист, не входя в подробныя объяснения отмечает только, что пророчество это, непонятное для читающаго книгу Захарии, стало понятно для того, кто смотрел на прободеннаго копьем Христа: отныне будут теперь взирать с верою на того, кого пронзили, т. е. будут (иудеи, а отчасти и язычники, представителями которых были воины римские) с благо-говением признавать во Христе своего Искупителя, Который источает возрождающую людей благодать.

38—42. Сообщая здесь о снятии со креста и погребении Христа, Иоанн к повествованию синоптиков (см. Матф, 57—60; Марк. XV, 42—46; Лук. XXIII, 50—53) делает некоторыя дополнения. Так, он один упоминает об участии Никодима в погребении Христа (о Никодиме см. III-ю гл.)· Этот тайный последователь Христа принес огромное количество ароматических веществ, именно состав из мирровой смолы и алойнаго дерева (ср. Марк. ХУІ, 3) для того, чтобы в изобилии умастить и тело и погребальныя пелены Христа: этим, очевидно, Никодим хотел выразить свое великое благоговение ко Христу. Имеет, впрочем, вероятность и то мнение (высказанное Луази), что Иоанн хотел этим упоминанием о двух выдающихся представителях иудейства показать, что в их лице все иудейство воздало последния почести своему Царю. — Также один Иоанн замечает, что гробница Христова находилась в саду. Не дает ли он намек на то, что этот сад должен явиться новым Едемом, где возставший из гроба новый Адам-Христос выступят в своей прославленной человеческой природе, как некогда также в саду вступил в жизнь древний Адам? — Наконец, один Иоанн замечает, что Христа погребли в саду, находившемся по близости с местом распятия потому, что была пятница иудейская. Этим он хочет сказать, что Иосиф и Никодим торопились с погребением Христа, чтобы закончить его к наступлению субботы: если бы они унесли Тело Христа куда нибудь подальше от Голгофы, то им пришлось бы захватить часть субботы и нарушить покой субботняго дня.