|
ГЛАВА 13.
О кротости и о том, каким образом появляется любовь
Подвижник должен как можно более быть исполнен кротости, потому что
он или приобщился, или желает приобщиться Духа кротости, а приемлющий
в себя сего Духа должен уподобляться Приемлемому. Если же когда нужно
и негодование, а именно на леность подчиненного нам, то негодование
да будет растворено рассудительностью. Ибо и нож употребляют убийцы,
употребляют и врачи. Но одни, поелику действуют ножом по гневу
и жестокости, совершают им дела самые безрассудные, убивая
подобных себе, а другие, поелику с рассуждением приступают к действию
ножом, извлекают из сего великую пользу, потому что спасают жизнь
находившихся в опасности. Так, умеющий негодовать с разумом
делает великую пользу тому, против кого обнаруживает негодование, исправляя
его леность или лукавство, а обладаемый страстью гнева не производит
ничего здравого.
А что и заботящимся о кротости прилично благовременное негодование,
явствует сие из следующего. И Моисей, о котором засвидетельствовано,
что был кроток паче всех человек (Чис. 12, 3), когда потребовали обстоятельства,
вознегодовал и до того простерся в движении гнева, что негодование
свое заключил убиением единоплеменных — однажды, когда соорудили
они тельца (Исх. 32, 27), в другой раз, когда осквернились Веельфегором
(Чис. 25, 5).
Поэтому и кроткому можно разгорячаться с разумом, не повреждая
в себе совершенства кротости. Оставаться же неподвижным или
не показывать негодования, когда должно, есть признак недеятельной
природы, а не кротости. Но за кротостью обыкновенно следует
и незлобие, потому что кротость есть матерь незлобия. А в людях
истинно кротких, не имеющих тяжелого нрава, не менее сего бывает
и благости, потому что благость — основа кротости. Все же это,
взаимно срастворенное и совокупленное вместе, производит из себя
наилучшую из добродетелей — любовь.
|