ГЛАВА 19.
О том, что подвижник должен приступать к подвигу
с
твердою решительностью, и о послушании
Для проницательных умов слово
наше в предыдущем изложении свойств этого рода жизни определило уже правило для
жизни. Но поелику для более простых братий надобно еще яснее изложить в подробности
правило этой жизни, то и обратимся к сему.
Итак, приступивший к подобному образу жизни прежде
всего должен иметь образ мыслей твердый, непоколебимый и неподвижный, такую решимость,
которой бы не могли преодолеть и изменить духи злобы, и душевною твердостию даже
до смерти показывать стойкость мучеников как держась заповедей Божиих, так и соблюдая
послушание наставникам. Ибо это главное в сем роде жизни. Как Бог, Который Отец
всем и благоволит именоваться так, требует от Своих служителей самой точной благопокорности,
так и духовный у людей отец, сообразовывающий распоряжения свои с Божиими законами,
требует беспрекословного послушания. Если посвятивший себя какому-нибудь рукодельному
художеству, одному из полезных нам в настоящей жизни, во всем покоряется художнику
и ни в чем не противится его приказаниям, не отлучается от него и на самое короткое
время, но непрестанно бывает на глазах у учителя, такую принимает пищу и такое
питие, такой ведет во всем прочем образ жизни, какой тот предпишет, то кольми
паче приступающие к изучению благочестия и святости, однажды уверившись, что могут
приобрести таковое познание от наставника, воздадут за сие всякою благопокорностью
и самым точным во всем послушанием и даже не будут допытываться, на каком основании
дается им приказание, но станут исполнять сказанное дело. И разве о том только
пожелают знать, о чем не знающим чего-либо, относящегося ко спасению, позволительно
вежливо и с надлежащей скромностью спросить и получить вразумление.
Но все старание да употребит человек, чтобы душевная
высота не была унижена восстанием сластолюбивых пожеланий. Ибо душа, пригвожденная
к земле плотским сластолюбием, как уже может взирать свободным оком на сродный
ей и умный свет? Потому прежде всего надобно упражняться в воздержании, которое
служит надежным стражем целомудрия, и вождю уму не позволять порываться туда
и сюда. Как вода, запертая в трубах, под гнетущею ее силою не имея возможности
разливаться в стороны, стремится прямо вверх, так и ум человеческий, когда воздержание,
подобно узкой трубе, отовсюду сжимает его, не имея случаев к рассеянию, по свойству
своей движимости возвысится до желания предметов возвышенных. Ибо ему невозможно
когда-либо остановиться, получив от Творца природу, назначенную к непрестанному
движению; и если препятствуют ему устремляться к чему-либо суетному, то, конечно,
невозможно для него не идти прямо к истине.
А воздержание думаем определить так, что оно есть
не одно воздержание себя от снедей (ибо в этом успевали многие и из эллинских
философов), но преимущественно воздержание от скитания очей. Ибо какая польза,
если, воздерживаясь от яств, пожираешь глазами похоть любодеяния или ушами охотно
выслушиваешь суетные и диавольские речи? Нет пользы воздерживаться от снедей,
но не воздерживаться от кичения, высокоумия, суетной славы и всякой страсти. Или
что пользы наблюдать воздержание в снедях и не воздерживаться от лукавых и суетных
помыслов? Посему и Апостол сказал: Боюся, да не како истлеют разумы ваши (2 Кор.
11, 3). Посему будем воздержными от всего этого, чтобы и на нас не пала по справедливости
укоризна Господня, как на оцеждающих комара, вельблуда же пожирающих (Мф. 23,
24).
|