|
Христианская библиотека
|
| Главная | Именной указатель | Систематический указатель | Хронологический указатель | Книги в архивах |
|---|
Архимандрит
Серафим (Раковский),
|
Источник: Пастырско-богословский журнал ОДС «Андреевский вестник» №1 (11), 2005. Интернет-источник: www.odseminary.orthodox.ru
Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15,13) Дело с нашей стороны совершенно правое и святое…[1] Святитель Иннокентий Херсонский Небо, усеянное мириадами звезд, открытое, но не до конца открывшее всех своих тайн, высокое, и в то же время глубокое, дышащее то бурей, то мягким веянием, как великий символ олицетворяет величайшую гениальность Творца, Создателя мира и всего, иже в нем. Возникнув из ничего, небо, как и земля, в мгновение ока разделившись, слились в величайшую жизненную симфонию, устроившись лицом к лицу друг ко другу. Первому Господь повелел вечно взирать вниз, удел второй — с благоговением лицезреть вышняя и принимать все нисходящее как должное. Сформировавшись и оживившись дыханием жизни Всевышнего, земля прошла пред непрестанным взором небес долгий и не всегда легкий путь и в конце веков ощутила на себе Божественную поступь Богочеловека, который заключил с ней Новый Завет, вознеся к небесному земное. С этого момента начинается новый отсчет времени, кардинального изменения взаимоотношения между небом и землей. Теперь небо открывает ранее запретные свои обители для вхождения в них земнородных, своей земной жизнью стяжавших участь небожителей. И земнородные небожители становятся поистине ангелами для своих земных отчизн, которые их подвигами сохраняются от печалей и скорбей, войн и разрушений, а подвиги эти воспеваются потомками, укрепляя их веру, надежду и любовь. Наша родная земля стала колыбелью для многих жителей неба, но прежде, чем стать таковыми, они благодатно потрудились как граждане своей земли, будучи ее патриотами. Среди сонма святых патриотов, ангелов-хранителей нашей Святой Руси в одном ряду стоят благоверные князья Владимир — креститель, Борис и Глеб — страстотерпцы, Михаил Черниговский — мученик, Александр Невский и Дмитрий Донской — воины, преподобные Антоний и Феодосий и все святые Печерские, преподобный Сергий Радонежский и святители Христовы Иларион Киевский, Иоанн Новгородский, Петр, Алексий, Иона Московские, и все святые, в земли Российской просиявшие, и среди них наш родной архипастырь, герой-архиепископ Иннокентий Херсонский и Таврический. Многогранна деятельность святителя Иннокентия. Русская Церковь знает его как крупного богослова, ученого, пастыря, великого проповедника и гимнографа. Но необходимо сугубо отметить подвиг Владыки как патриота, с молоком матери впитавшего в себя любовь к Родине, любовь к Святой Руси, любовь к народу, живущему верой и молитвой к Богу. Не было ни одного дня, чтобы сначала монах, затем архимандрит и, наконец, святитель Иннокентий не задумывался о судьбе отчизны, ибо вся жизнь его протекала в эпоху, когда Русская земля вынуждена была сдерживать дипломатические нападки, а то и полномасштабные военные нападения со стороны враждебной Европы и Оттоманской Турции, которые прикладывали неимоверные усилия для ослабления Русского государства, мечтая о полном подчинении себе Руси. Но особое патриотическое попечительство выпало на последние годы и дни жизни архиепископа Иннокентия в период его святительства в Одессе. В 1853 году произошел очередной конфликт между Россией и Европой. Причины его были разнообразны и сложны. Они таились в соперничестве Англии и России в восточном вопросе. К Англии примкнули Франция, Турция и Сардиния, на сторону которых склонились Австрия и Пруссия. Непосредственным поводом к войне послужил спор о Святых местах в Иерусалиме. Когда Порта ответила отказом на требование русского посла князя Меньшикова о признании прав Греческой Церкви относительно Святых мест, а также привилегий православных христиан в Турции, император Николай І приказал русским войскам занять подвластные султану дунайские княжества Молдавию и Валахию «в залог, доколе Турция не удовлетворит справедливым требованиям России».[2] Турция выразила протест, который привел к созыву в Вене конфедерации уполномоченных Англии, Франции, Австрии и Пруссии, где была принята нота, посланная в Петербург и, к общему удивлению искателей войны, принята императором Николаем к безусловному удовлетворению. Тогда, по настоянию английского посла в Константинополе Стратфорда-Редклифа, Порта предложила разные изменения в упомянутой ноте. Русский государь отклонил их, вследствие чего Англия и Франция заключили между собой союз с обязательством оказать Турции военную помощь в случае нападения на ее территорию в Европе и Азии со стороны России. В день Воздвижения Честного Креста Господня 14 (27) сентября 1853 года Турция решила объявить войну своему северному соседу, а 27 (9) октября, в день памяти мученика Нестора Солунского, французский и английский флоты прибыли в Босфор. Неподготовленной к войне России пришлось вступить в боевые действия сразу на двух фронтах: на Дунае и на Кавказе. Особое место в полосе войны занимало северное Причерноморье, т.е. наш Южный край и Крым. Как видим, политическая подоплека развязания войны была сформирована на духовной почве. Еще «в 1847 году латиняне украли положенную православными греками на месте Рождества Христова звезду с тем, чтобы заменить ее латинской звездой. Это послужило поводом к политическим спорам, после которых представлено было турецкому правительству приготовить другую звезду и положить ее на означенное место».3 О том, что война с Россией «не есть война политическая, но война священная», очень красноречиво сказал Мария-Доминик-Огюст кардинал Сабур, архиепископ Парижский: «Это не война государства с государством, народа с народом, но единственно война религиозная. Все другие основания, выставляемые кабинетами, в сущности, не более как предлоги, а истинная причина угодная Богу, есть необходимость отогнать ересь Фотия; укротить, сокрушить ее. Такова признанная цель этого нового крестового похода и такова же была скрытая цель и всех прежних крестовых походов, хотя участвовавшие в них и не признавались в этом».[4] Эти слова были сказаны кардиналом в самый момент объявления Францией войны России. Таким образом, по слову историка П.В. Безобразова, «Восточный вопрос был причиной последней нашей войны с Францией. Крымская кампания возгорелась из-за вопроса, который многим казался пустым и нестоящим внимания, из-за ключей Вифлеемского храма. Но дело заключалось, конечно, не только в том, кому будет принадлежать Вифлеемская святыня… Император Николай Павлович выступал в роли, какую приняли на себя русские цари, начиная с Иоанна Грозного, — в роли покровителя и защитителя Православного Востока».[5] Святая Русь ценой своей собственной безопасности встала под боевые знамена, демонстрируя горячую любовь к своим единоверцам, пытаясь облегчить их страдания. И бой грянул. Самые героические и кровопролитные эпизоды войны были сконцентрированы на берегах Понта Эвксинского. После разгрома турецкой эскадры Османа-паши, стоявшей на синопском рейде 18 (1) ноября 1853 года, отношения России с западными державами еще более обострились. Под предлогом защиты турок от всякого нападения со стороны моря 22 (4) декабря английский и французский флоты вошли в Черное море. Три первых месяца 1854 года ознаменовались военными действиями русских войск наступательного характера на Дунае. Бои имели переменный успех, хотя турки большей частью оборонялись. Наконец, чтобы отвлечь силы русских с западных участков Придунавья, Англия и Франция решили действовать и начали с того, что 8 (21) апреля 1854 года в Великий Четверг 28 неприятельских судов подошли к Одессе. Город был укреплен очень слабо. Всего 6 прибрежных батарей, устроенных по случаю войны, были вооружены 40 крепостными орудиями. В самой же Одессе помещался отряд из 16 резервных батальонов с 50-ю орудиями и немного кавалерии. Казалось, что вражеская эскадра не оставит камня на камне в городе, разрушив его своими бомбами. Народ был в панике. И в эти роковые минуты Господь взял Одессу под Свое покровительство. В роли провозвестника Божественного промысла выступил ангел Одесской церкви — святитель Иннокентий. Сильный духом и крепкий верой, он оставался совершенно спокойным перед лицом угрожавшей опасности, совершал богослужения и своим мощным словом ободрял, утешал и подкреплял свою паству. «… Когда открываются предстоящие нам теперь искушения? — спрашивал Владыка собравшихся в кафедральном соборе на литургию одесситов. — Открываются вместе с началом страданий Христовых: таким образом мы будем проходить их, так сказать, под сенью креста Христова. Не утешение ли это для всякого, кто верует в Господа Иисуса и любит крест Его? — самый день нынешний, в который явились противу нас враги, служит уже для нас знамением на благо. Ибо как именуется он издревле от всех православных чад Церкви? — Днем Чистым.[6] Омовению слезами и очищению себя от грехов призывал святитель трепещущих горожан и сам являл для них пример подражания. Шестилетнее пребывание архиепископа Иннокентия в Одессе не могло не сказаться на характере его паствы. Сытый, торговый, преуспевающий город воспитывал определенный тип человека — бойкого, прагматичного, самоуверенного, хваткого. И этот человек менялся, когда взирал на святость жизни, щедрость и открытость сердца, отданного Господу, и умилялся при каждом случае общения со своим архипастырем. Если любовь — это понимающая и добрая готовность жертвенного служения, то именно с таким чувством обращался святитель к людям. Они платили ему тем же. Верили ему беззаветно. Недаром на проповеди святителя Иннокентия стекались, что называется, людские толпы. И сила воздействия его слова была очень велика. Это и подтверждалось в дни военных бедствий. Именно тогда с особой силой раскрылось то душевное качество святителя, которое мы называем иностранным словом — патриотизм, та, зачастую очень глубоко спрятанная в человеческой душе, любовь к родной земле, которая дает необыкновенные силы в трудные для Родины минуты. Тем более, что вознося Слово Божие в утешение и ободрение своих подопечных, пастырь убедительно доказывал согражданам, что в вере — их спасительная сила. В это же время Господь послал святителю особый дар прозорливости. Он говорил в первый день Пасхи на вечерни в Одесском кафедральном соборе после бомбардировки Одесской гавани следующее: «… Меня особенно поражает ныне одно обстоятельство. Когда приближалась буря к нам и неприятель появился на водах наших и начал оказывать обычную ему дерзость и алчность, то некоторые из нас невольно приходили в страх и предавались унынию; а я утверждал противное, говорил, что враг наш страшен более в нашем воображении, нежели на самом деле, что он со всеми силами и средствами своими не может сделать нам вреда значительного, что один, два, три опыта, — и те сами, кои теперь страшатся, увидят истину и начнут презирать опасность, что, может, наконец, наступит время, когда малые дети будут глумится над шумом оружия неприятельского. И кто бы мог ожидать? — не только первые, самые последние слова мои оправдались уже во всей силе, оправдались еще вчера, когда нельзя было предвидеть, чем окончится дело. Не от одного очевидного свидетеля слышу я, как вчерашний день некоторые из самых юных отроков, видя безуспешность падающих среди града нашего перунов вражьих, гонялись за ними, как за предметами игры, чтобы приобрести в добычу себе…»[7] Пасхальной радости предшествовали тяжелые скорбные дни страстей Христовых и скорбей человеческих. Малодушие некоторых жителей Одессы не шло ни в какое сравнение с уверенностью в скором облегчении положения дел, излучавшейся от святого архипастыря. И как он стоял на духовном посту, совершая непрерывно богослужения в кафедральном соборе, так стояли на боевом посту героические защитники Одессы, среди которых нельзя не назвать командира шестой прибрежной батареи прапорщика Щеголева. Батарея была укомплектована всего 4-мя орудиями. Несмотря на полную несоразмерность сил, прапорщик Щеголев и его воины 6 часов ожесточенно отстреливались и даже повредили один неприятельский фрегат. Через полтора месяца после этих событий святитель Иннокентий совершил освящение прибрежных батарей. В своем слове при этом богослужении он говорил: «Как безопасно стоим мы теперь здесь и как спокойно возносим молитвы наши к Господу! Но каково было стоять и действовать здесь тогда, как все огни неприятельские устремлены были на одно это место? И, однакоже, нога русских твердо стояла здесь и в это время, когда страшно было посмотреть сюда со стороны… И устояли бы здесь русская душа и русское сердце и до конца дня, как стояли до полудня, если бы не пришлось стоять наконец не только против огня неприятелей, но и среди собственного пламени… Недаром неприятель думал, что поражавшие его отсюда были прикованы: они точно были прикованы, только не железом, а любовью к отчеству… Не забудет этого места вся Россия, которая с удивлением и радостью услышала, как горсть храбрых стояла здесь одна за целый город, едва не против целого флота неприятельского. Что касается до нас, кои были очевидными свидетелями сего, можно сказать, чуда, то мы доселе не можем иначе понять и изъяснить его себе, как предположить, что здесь вместе с видимыми защитниками нашими была и действовала некая невидимая сила, посланная свыше».[8] Эта невидимая сила была не чем иным, как распростертым над городом покровом Пресвятой Богородицы, Касперовский образ Которой с тех пор стал главной святыней Одессы. В дни, когда неприятель ожесточенно обстреливал город, святитель Иннокентий неоднократно сам подвергался опасности. Один из очевидцев бомбардировки Одессы, побывавший у святителя Иннокентия после осады, рассказывал о том, что услышал из уст самого Владыки. А он поведал ему, как в момент наиболее интенсивного обстрела, находясь в архиерейском доме и наблюдая из окна за передвижением неприятельских кораблей, святитель видел, что град ядер падал прямо во двор. Все домочадцы, движимые чувством самосохранения, спрятались в подвал, но неплотно закрыли за собой дверь. «И нужно же было случится так,– говорил святитель,– что едва они успели расположится в подземном своем убежище, как сильным импетом бомбы, упавшей около самого подвала, растворилась дверь и изумленному взору свободных моих узников предстала скачущая по каменным ступеням эта самая бомба…»[9] Люди оказались лицом к лицу со смертью. В любой момент мог произойти взрыв, но снова произошло чудо. Бомба не взорвалась. Владыка «велел запереть подвал и не беспокоить незваной гостьи до завтра.»[10] На следующий день по просьбе святителя бомба была разряжена одним монахом, раньше служившим во флоте. Эта бомба и еще целая пирамида из ядер, собранных в архиерейском дворе и вынутых из стен дома, с тех пор лежали на столе святителя «и своим безмолвием красноречиво говорили о кровавом дне 10 апреля — дне, в который Господь Бог благоволил излить на нас,– по словам Владыки,– обильные Свои щедроты сохранением богоспасаемого нашего града.»[11] Еще один случай, характеризующий мужество архипастыря и его верных пасомых, описывает Анна Федоровна Тютчева, дочь известного поэта, фрейлина при императорском дворе: «Английская граната разорвалась около собора в то время, когда проходил крестный ход с плащаницей… Народ был наэлектризован, никто не убегал и не пытался лечь на землю.»[12] Так люди во главе со святителем верили, что ни единый волос не упадет с их головы без воли Божией. Владыка изумлял свою паству героическим присутствием духа. Невзирая на сильный обстрел, он воодушевлял защитников города своими словами. Святитель знал, что истинный Защитник и Спаситель Христос и Его Пречистая Матерь никогда не оставят в беде вопиющих к ним день и ночь. Наступил день, когда неприятельская эскадра оставила Одесскую гавань. В ознаменование этого Владыка воздал хвалу Богу. «Войска… выстроились на крепостной эспланаде. Перед ними на возвышении устроен был аналой для богослужения. По окончании литургии процессия направилась к аналою в предшествии креста и хоругвий с церковным пением и музыкой. Тут были военные и гражданские чины, консулы, купечество, граждане. По мере прохождения процессии мимо войск к ней присоединялись их штандарты и знамена, которыми был окружен аналой. Было нечто высокоторжественное и величественное, когда все эти тысячи войск и народа коленопреклонно благодарили и славили Бога за свое спасение. При провозглашении многолетия раздались выстрелы на батареях и общее «ура» войск и народа. По окончании молебна архиепископ обходил войска, кропя их святой водой и вручая по освященной просфоре каждому полку и батарее.»[13] Однако через 17 месяцев вражеская армада — 120 военных кораблей — вновь появилась на Одесском рейде. Каждый день одесситы ждали беды, повторения бомбардировок, тем более, что Севастополь был уже оставлен и война проиграна. Видимая опасность порождала неуверенность и страх. Зачем пришли корабли, почему молчат их пушки? Никто не мог ответить на эти вопросы. И только Владыка дал ответ-предсказание: враг только хочет показать свою мнимую силу, привести горожан в смущение. Всю неделю, что вражеский флот безмолвно стоял у наших берегов, архиепископ Иннокентий служил в кафедральном соборе и обращался к своей пастве со словами веры и упования, успокаивая и поддерживая людей. Обратим внимание: о чем бы не говорил святитель, он оставался в своих мыслях и пожеланиях истинным христианином. Напоминая о том, как спасен был Константинополь, когда буря потопила корабли его врагов, Владыка призывает не желать такой участи врагам Одессы: «У Всемогущей Воеводы нашей есть, без сомнения, средства спасти нас, не погубив их, да имеют время на покаяние».[14] А в речи перед благодарственным молебном по уходе эскадры Владыка объясняет, что из всех видов благодарения Богу, самый лучший это «начать создавать дело собственного, вечного спасения, со всем возможным прилежанием и постоянством».[15] В то, что слово и действия христианского пастыря могут стать реальной помощью и заступничеством в любом деле, архиепископ Иннокентий верил безоговорочно. Стремление принести пользу в полном смысле слова «на поле брани» стало толчком для двух поездок святителя в Крым. К осени 1854 года все вражеские войска сосредоточили свои силы на Крымском полуострове. Информация о положении дел шла медленно, а слухи распространялись катастрофически быстро. Всем сердцем святитель чувствовал, что он должен быть там, где русский народ собирался дать отпор неприятелю. Поэтому, неожиданно для всех, один, без сопровождения архиепископ Иннокентий прибыл в Симферополь. На другой день он совершил в Александро-Невском соборе покаянное молебствие и произнес слово, которое начиналось словами «Мир Вам!». «Будьте же,– говорил святитель,– внимательны возлюбленные и взирайте не на одно настоящее, а и на будущее, не на один город и полуостров ваш, а на всю Россию, которая теперь не сводит с вас глаз, мыслит, рассуждает и молится о вас, и, без сомнения, готова, если бы возможно, лететь к вам на крыльях, чтобы разделить с вами все труды и опасности… Поспешите же, возлюбленные, прославиться славою чистою и святою, показав, что вы не напрасно живете у самой колыбели нашего христианства, не бесплодно обитаете на земле мучеников и святых, что вас всех движет и одушевляет тот же самый дух веры и упования на Бога, который вознес наше отечество на крайнюю высоту могущества и славы… Поспешите, возлюбленные, прославиться — славою чистою и святою, явив в мыслях и действиях своих любовь к отечеству таким образом и с такою силою, как любили являть ее в подобных случаях… блаженные предки наши, кои не думали спасать себя, когда отечество находилось в опасности, а, забывая все свои собственные выгоды, готовы были принести в жертву для него не только все достояние, но и самую жизнь свою».[16] Из Симферополя святитель отправился в Севастополь, не останавливаясь перед опасностью смерти под градом пуль. «Тысячи бомб, ядер и пуль не переставали летать с бастионов на траншеи и с траншей на бастионы, и ангел смерти не переставал парить над ними».[17] Главным предметом пастырской заботы преосвященного Иннокентия были, преимущественно, госпитали, госпитальное духовенство и сестры милосердия. (Кстати, именно в годы Крымской войны великий русский хирург Николай Пирогов учредил совершенно новое в военно-медицинской практике служение — общество сестер милосердия, которое благословил Владыка Иннокентий.) Вот одна из картин, что предстала взору святителя в Севастополе в его вторую поездку в мае 1855 г.: «Большая, высокая темная зала — освещенная только четырьмя или пятью свечами, с которыми доктора приходили осматривать раненых, — была буквально полна. Носильщики беспрестанно носили раненых, складывали их один подле другого на пол, на котором было уже так тесно, что несчастные толкались и мокли в крови друг друга… Говор разнообразных стонов, вздохов, хрипений, прерываемый иногда пронзительным криком носился по всей комнате.»[18] Личный пример святителя производил воодушевляющее впечатление. Этот слабого здоровья человек был необычайно мужественным и смелым, ибо вверил свою жизнь Господу и Пречистой. На них и уповал. К сожалению, воинское начальство не понимало роли заступничества Божия. Как известно, дальше северной стороны не дошла чудотворная Касперовская икона Божией Матери. Главнокомандующий сухопутными и морскими силами в Крыму князь Меньшиков заявил гонцу Владыки Иннокентия: «Передайте архиепископу, что он напрасно беспокоил Царицу Небесную, мы и без Нее обойдемся».19 Результаты этого нигилизма известны. Не будет преувеличением сказать, что Крымская война была проиграна не только из-за слабости и неподготовленности русского войска, но из-за бездуховности высших чинов. Это не прошло мимо внимания архиепископа Иннокентия. «Почему Господь,– спрашивал он,– не показал в Севастополе особенных действий Своего благотворного могущества? Ведь Божественной силы хватало до переизбытка везде и для всех. Почему же не сотвори ту сил многих? За неверство их, отвечает Евангелист… Где нет веры и расположения душевного, там нет и помощи свыше, там не действует сама сила Божия».[20] Деятельность святого архипастыря очень высоко подняла его в глазах современников. Об этом свидетельствует отзыв историка Погодина, который назвал Владыку Иннокентия «великим гражданином земли Русской». Истинный патриотизм и вера святителя выражалась в его «Словах», произнесенных на богослужениях в этот период. В сокровищнице отечественной духовной словесности проповедническое творчество святителя Иннокентия занимает особое место. Его «Слова» озаряли души слушателей каким-то особым светом, производили чудодейственное впечатление. Им присуща четкость мысли, простота изложения, образность, искренность чувства. В проповедях периода Крымской кампании святитель воспевает доблесть, силу, мужество воинов-защитников Отечества и в то же время обращается к христианским душам со словами утешения и ободрения. «… Нам осталось содействовать воинам нашим… одною молитвою. Но не будем думать, что это оружие бессильно, нет, когда молитва растворена живою верою, тогда она сильнее всякого оружия вещественного».[21] Святитель Иннокентий постоянно подчеркивает, что «дело, за которое подняли на нас оружие враги наши, есть дело с нашей стороны совершенно правое и святое,– дело, можно сказать не наше, а Божие и Христово».[22] В период Крымской войны Одессе впервые выпало показать свой героизм. В «Словах» Владыки звучит гимн нашему городу. «В каком самом отдаленном крае Отечества не услышат теперь о том, что случилось со градом нашим? Где не будут радоваться о нас? Где не будут хвалить нас и говорить «Честь и слава Одессе.» Она подала прекрасный пример любви к отечеству».[23] Отныне, по мнению святителя, город наш займет место в числе достоуважаемых городов земли отечественной. Действительно, предвидение архиепископа Иннокентия сбылось. Когда мы читаем сегодня его слова о данной Одессе благодати, невольно убеждаемся, что предвидел он особую судьбу этого города и в 1919-м, и, тем более, в 1941-м годах. И в то же время создается впечатление, что всю страну видит великий проповедник, когда объясняет снова и снова, что стоит русское воинство за свою землю и за свое духовное бытие. «Наши обстоятельства горьки, но величественны и душеотрадны», говорит он, и защищая дело Божие «мы не болезненно можем предстать на суд всему потомству, на суд самих Ангелов небесных».[24] Не боясь суда будущих поколений, святитель безусловно думал о нас, когда учил понимать и уроки, данные свыше, и промахи, когда по великодушию своему наш народ медлит извлечь из ножен меч, дожидаясь, пока враг не соберет всех своих сил. Одним из самых удивительных обращений святителя Иннокентия к пастве было «Слово по случаю смущения народных мыслей об оставлении нами Севастополя». Что можно сказать в утешение побежденным? Что противопоставить поражению, разгрому, унижению, горечи? Святитель находит те слова, которые не дают его современникам впасть в уныние. Он берется за сложную задачу — показать, что в потере Севастополя есть и преимущества, тем более, что эта потеря временная. Святитель говорит, что врагу должно быть стыдно: он так долго ничего не мог сделать со слабоукрепленным городом, потерял там лучшие свои войска. Две богатейших европейских страны истратили огромные средства, чтобы получить груду камней на южной стороне Севастополя. Сквозь сдерживаемую боль в словах Владыки звучит гордость за все, что сделали для защиты своей Родины самые обыкновенные люди, проявляя чудеса неустрашимости и самоотверженности. Будет теперь знать неприятель, во что ему обходится каждый шаг на нашей земле. Все, что увидел Владыка своими глазами во время войны, все ужасы военного лихолетия оставили незаживающие раны в его сердце. Поэтому, возможно, воинские могилы были предметом особого попечения святителя. Этим и объясняется, что уже тяжело больной, на исходе дней своих он все-таки отправился в нелегкую по тем временам дорогу из Одессы в Крым. Его звала не только истерзанная войной земля, но и неокрепшие еще монастыри и скиты, в устройство которых святитель вложил много души, воплощая в жизнь свою мечту о Крымском Афоне. 21 апреля 1857 года святитель посетил могилу воинов возле Евпатории, совершил там панихиду и завещал это делать ежегодно в день святого великомученика Георгия, а также поставить там памятник. Это было последнее богослужение Владыки. «Будем же покойны за падших сотоварищей наших. Сама Церковь не перестает возносить молитвы об упокоении душ их. Они сделали свое дело — легли с честью… Да поможет Господь и нам, когда придет время, не уклонится от своего дела, подобно им».[25] Эти слова в полной мере относятся к самому архипастырю, который «не уклонился от своего дела», с честью пронеся пастырское служение Богу и Отчизне через всю свою жизнь. Наша Родина за всю свою историю неоднократно переживала взлеты и падения, победы и поражения, смуты и умирения. Но всегда, хотя это не часто отражено в современной истории, к миру и спокойствию народ вели люди, облеченные Свыше божественной властью. Этими людьми были истинные пастыри словесных овец.
Будем же поминать слова святителя Иннокентия: «Если молитвы наши будут одушевляться
живою верою в ходатайство за нас Спасителя нашего и искренней любовью к братиям
нашим: то, будьте уверены, прошения наши не останутся без действия, и подвизающиеся
теперь за отечество почувствуют на себе, что где-то и кто-то воздвигает молитвенно
за них руце ко Господу».[26]
Примечания [1]Сочинения Иннокентия, архиепископа Херсонского и Таврического.
Т.VIII, с.18 |
|
|