Глава 26
Опpавдание пpемyдpости домостpоительства
Но иной, может быть, при исследовании этой справедливости,
усматриваемой в этом домостроительстве, и премудрости, приходит к мысли,
что в таком способе примышлен за нас Богом некий обман. Ибо, что Бог,
неузнанный врагом, не откровенным Божеством, но сокрытым под естеством
человеческим, входит к обладающему, это, некоторым образом, есть некий
обман и обольщение, так как обманывающим свойственно надежды тех, против
кого злоумышляют, обращать на одно, а делать не то, на что они надеялись.
Но, у кого перед очами истина, тот согласится, что это-то всего наиболее
свойственно справедливости и премудрости. Ибо дело справедливости — воздавать
каждому по достоинству, а дело премудрости — и не нарушать справедливости,
и доброй цели человеколюбия не разлучать с правдивым судом, но то и другое
благоискусно сопрягать между собою, по справедливости воздавая, что чего
достойно, а по благости не отступая от цели человеколюбия. Итак, посмотрим,
не усматриваются ли в совершившемся оба эти качества. Ибо воздаяние по
достоинству, которым вводится в обман обманщик, показывает справедливость.
А цель совершаемого делается свидетельством благости действующего. Справедливости
свойственно воздавать каждому тем, чему кто прежде положил начала и причины,
как и земля воздает плоды по роду вложенных в нее семян. А премудрости
свойственно в способе воздаяния подобным не отступать от лучшего. Ибо,
как злоумышляющий на жизнь и исцеляющий подвергшегося злоумышлению одинаково
примешивают к пище состав, только один примешивает яд, а другой врачевство
от яда, и способ врачевания нимало не вредит цели благодеяния, и хотя
обоими примешивается состав в пищу, но, обращая внимание на цель, одного
хвалим, а на другого негодуем, — так и здесь по закону справедливости
обманщик воспринимает то, чему семена вложил по собственному произволению,
потому что обманувший человека приманкой удовольствия и сам обманывается
человеческим видом. В цели же соделанного есть перемена к лучшему. Ибо
один употребил обман к растлению естества, а справедливый, вместе благой
и премудрый, измышлением обмана воспользовался ко спасению растленного,
благодетельствуя тем не только погибшему, но и самому причинившему нашу
погибель. Ибо от приближения смерти к жизни, тьмы к свету, тления к нетлению
происходит уничтожение и превращение в ничто худшего, польза же от этого
для очищаемого. Ибо, как по примеси малоценного вещества к золоту обрабатывающие
его, все чуждое и негодное истребляя обращением в пищу огню, драгоценнейшее
вещество снова приводят в естественный ему блеск, и не без труда, правда,
совершается это отделение, потому что в продолжение некоторого времени
истребительной силой огня уничтожается примесь, по крайней мере служит
неким уврачеванием золоту истощение в нем бывшего в ущерб его доброте,
— таким точно образом, когда смерть, тление, тьма и, ежели есть какое
еще порождение порока, возникли у изобретателя зла, приближение Божественной
силы, подобно огню, произведя уничтожение противоестественного, оказывает
естеству благодеяние нетлением, хотя и трудно такое разделение. Поэтому
и самому противнику, если бы восчувствовал он благодеяние, не показалось
бы сомнительным, что совершенное справедливо и спасительно. Как ныне
те, кому во время лечения делают порезы и прижигания, негодуют на врачей,
мучимые болью от резания, но, если от этого выздоравливают и болезненное
ощущение прижигания пройдет, то принесут благодарение совершившим над
ними это врачевание, — таким точно образом, когда по истечении долгого
времени изъято будет из естества зло, ныне к ним примешанное и сроднившееся
с ними, поскольку совершится восстановление пребывающих ныне во зле в
первоначальное состояние, единогласное воздастся благодарение всей твари
и всех, претерпевших мучение при очищении, и даже не имевших нужды в
начале очищения. Это и подобное этому преподает великое таинство Божия
вочеловечения. Ибо тем самым, что приобщился человечеству, приняв на
себя все свойственное естеству: рождение, воспитание, возрастание, и
дошедши даже до смерти, совершил Он все сказанное прежде, и человека
освободя от порока, и врачуя самого изобретателя порока. Ибо очищение
болезни, хотя оно и трудно, есть врачевание недуга. |