Глава 27
Рождение Богочеловека не пpотивоpечит понятию о Боге
А вступившему в единение с естеством нашим, конечно, следовало
во всех его свойствах принять общение с нами. Ибо, как смывающие нечистоту
с одежды не делают так, чтобы иные пятна оставить, а другие вывести,
но всю ткань с одного конца до другого очищают от загрязнения, чтобы
одежда стала одинаковой цены во всех частях своих, от мытья получив равную
чистоту, — так, поскольку жизнь человеческая осквернена грехом в начале
и конце и во всех средних частях, то омывающая сила должна коснуться
всего и не делать так, чтобы одно уврачевано было очищением, а другое
оставлено без уврачевания. Поэтому-то, так как жизнь наша двумя пределами
отделена и здесь и там, разумею начало и конец, то на обоих пределах
исправительная для естества сила оказывается и начала коснувшейся, и
до конца простершей свое действие, и объявшей все, что в середине между
началом и концом. А так как вход в жизнь эту для всех людей один, то
приходящему к нам откуда должно переселяться в эту жизнь? С неба, может
быть, скажет гнушающийся человеческим бытием, как чем-то срамным и бесславным.
Но человечество не было на небе; никакой болезни греха не поселялось
в премирной жизни. А Вступивший в единение с человеком с целью пользы
совершил это единение. Поэтому, где не было зла, и не жили человеческой
жизнью, почему кто-то потребует, чтобы там облекся Бог в человека, лучше
же сказать и не в человека, а в какой-то кумир и подобие человека?
Но какое было бы исправление нашему естеству, если бы,
когда болезнует земное живое существо, Божественное посещение приняло
какое-либо существо другое, небесное? Ибо невозможно исцелеть больному,
если не принял уврачевания собственно страждущего члена. Поэтому если
бы больное было на земле, Божественная же сила не коснулась больного,
имея в виду приличное для себя, то бесполезен был бы для человека труд
Божественной силы над тем, что не имеет ничего общего с нами. Ибо Божеству
равно неприлично (если вообще позволительно под неприличным разуметь
что иное, кроме порока, и бесславие не больше уменьшается, по крайней
мере для поставляющего по малоумию Божественное величие в том, чтобы
не допускать общения со свойствами нашего естества) если облечется Божество
телом небесным, а не земным. Ибо пред Всевышним и Неприступным по высоте
естества вся тварь равно отстоит от Него долу и все равнозначно ниже
Его. Совершенно неприступное не то, что для иного приступно, а другой
приблизиться к тому не может, — напротив того, Оно равно выше всех существ.
Поэтому земля не далее по достоинству, и небо не ближе, и существа, обитающие
в каждой стихии, в этом отношении не разнятся между собой, так что одни
касаются недоступного естества, а другие отделены от Него; разве предположим,
что обладающая всем сила не равно проникает все существа, но в иных преизбыточествует,
а в других она недостаточна, и вследствие этого кажется, что Божество
по разности в большем и меньшем, высшем и низшем сложно, само с собою
несходно, если только по естеству представляемо будет от нас далеким,
а кому-нибудь другому — близким и по близости сделается удобопостижимым.
Но истинное учение ни долу, ни горе не видит ничего для сравнения с высоким
достоинством, потому что все в равной мере ниже силы, всей управляющей,
так что если земное естество почтут недостойным единения с Божеством,
то не найдется никакого другого, имеющего это достоинство. Если же все
в равной мере лишено этого достоинства, то Богу прилично благодетельствовать
имеющему в том нужду. Итак исповедуя, что врачующая сила явилась там,
где была болезнь, уверовали ли мы во что-нибудь чуждое боголепному понятию? |