Митр. Антоний (Храповицкий)

Христос Спаситель и еврейская революция

Глава I

Глава II

III

Дополнительная глава

Беседа Спасителя с Никодимом

Так как соображения и выводы наши о предмете, помеченном в заглавии, совершенно новы в библейской науке и для читателей неожиданны, то мы излагаем их не в порядке событий Христовой жизни, но в порядке дидактическом — от более ясного и несомненного к тому, что требует обстоятельных доказательств. Потому-то мы начали с серединки, с события насыщения народа пятью хлебами, а теперь заключим наше исследование пояснением той беседы Христовой, которая происходила в начале Его проповедания миру. Пояснение это могло бы показаться произвольным или слишком смелым, если бы с него начать нашу речь, а по усвоении приведенных евангельских слов и событий читатель, надеюсь, не будет с нами спорить и по этому предмету.

Если будете читать беседу Господа с Никодимом, не догадываясь о том, чего не договаривал собеседник Спасителя, разделявший общееврейские религиозные чаяния и общееврейские революционные замыслы, то беседа вам покажется бессвязною, переход речи Христовой с одного предмета на другой — совершенно непонятным и Его ответы на вопросы и заявления Никодима — не соответствующими предмету речи. Но все это становится совершенно ясным и строго последовательным, если мы, воспользовавшись вышеприведенными разъяснениями, представим себе настроение и духовные интересы Никодима.

Никодим был тайным учеником Спасителя «страха ради иудейска» (Ин. 19, 38, 39), но таковым он сделался уже после своей беседы со Христом, которая происходила, видимо, еще до определившейся вражды против Спасителя Синедриона и фарисеев; она происходила ночью из опасения, но не фарисеев, а языческого правительства. Синедрион и фарисеи чутко относились ко всем мессианским движениям в народе. Когда народ стекался в Иорданскую пустыню слушать речи Иоанна о покаянии и о грядущем Мессии, то «иудеи прислали из Иерусалима священников и левитов спросить его: кто ты?.. А посланные были из фарисеев» (Ин. 1, 19, 24).

Можно с уверенностью сказать, что и Никодим пришел не от себя только, но по поручению Синедриона после властного изгнания Христом из храма торговцев и совершенных Им тогда же на Пасхе чудес, свидетели коих во множестве уверовали в Него (2, 23). Наше предположение о посланничестве Никодима основывается на том, что он говорит не от себя лично, а от некоего общества. «Равви, мы знаем, что Ты Учитель, пришедший от Бога» (Ин. 3, 2) — так начинает он свою беседу, да и Господь отвечает ему то в единственном числе, то во множественном, сетуя на неспособность учителей израилевых веровать в благодатные обетования Божии (ст. 10-12).

Но, чтобы понять яснее мысли и упования Никодима и прочих учителей иудейских, носивших в себе идею восстания, мы должны возвратиться к тем предсказаниям Даниила о Царстве Божием и Сыне Человеческом как вечном Царе, но которые повторенные устами Спасителя, а после Стефана (Деян. 7,4) вызвали против Них приговор смерти, потому что разумелись ими в ином смысле, чем иудеями, дорожившими этим пророчеством, но в другом, политическом, точнее, религиознополитическом его понимании. Но именно потому-то и Христос Спаситель именовал Себя Сыном Человеческим, а Свою Церковь и Свое Учение Царством Божиим, для того-то и ссылался на пророчества Даниила (Мф. 24, 15), чтобы исправлять коренное заблуждение иудейских толковников и иудейских патриотов.

Чтобы достаточно оценить значение именно Данииловых пророчеств для иудеев, должно принять во внимание то, что эти пророчества имеют характер неприкосновенный (хотя и чудесный), сопровождаемый совершенно ясными толкованиями являвшихся пророку небожителей, а по содержанию своему указывают совершенно определенно на исторические судьбы Израиля, которые для Даниила были грядущими, а для современников Спасителя в своем большинстве — уже прошедшими. Своеобразно понятые древним Израилем, эти пророчества и поныне составляют эсхатологическую догматику и религиозно-политическую программу иудейства. И в них соединяется все то, о чем говорит Господь Никодиму: открытие Царства Божия или Царства Святых на земле, восхождение Сына Человеческого на небо и открытие Судов Божиих над человеческим родом. Спаситель как будто бы вне определенной логической связи переходит с одного из этих трех предметов на другой, но связь эта определена в пророчествах Даниила, в осуществлении которых понимали и дело Мессии и свою славную будущую участь иудеи, современные Христу и современные нам, — словом, иудеи всех времен после вавилонского плена.

Такое руководящее, скажем всезахватывающее, значение Данииловых пророчеств в жизни иудейского народа определялось как великим авторитетом Даниила, считавшегося мудрейшим из людей (Иез. 28, 3) и сильнейшим предстателем пред Богом за народ и даже за все человечество (Иез. 15, 13-21), так особенно тем, что пророчества эти, предсказавшие пришествие Мессии и возрождение Божия Царства со всею арифметическою точностью через 490 лет, отвечали определенно и ясно на самые мучительные сомнения и ожидания народа, начавшего быстро возрождаться и духовно и политически вскоре же по написании пророчеств, но потом ставшего игралищем случайных и ничтожных политических авантюристов и, наконец, крепко придавленного железною рукою римлян.

Израиль мыслил себя главною ценностью мировой истории, центром Божественного Промысла, то возвеличивающего его, то карающего; но вот жизнь передней Азии обращается на три века и более в бурное море страстей различных завоевателей, то возносящихся в силе, то низвергаемых в пропасть, а избранный народ становился как бы бессильным мячиком, который эти ничтожные разбойники перебрасывают сюда и туда. Улыбнувшаяся ему на время надежда во времена Маккавеев тоже рассыпалась, а предсказания Даниила оставались перед его глазами. Израиль, избранный народ Божий, достался в плен язычникам, а мировая жизнь движется по произволу последних.

Где же Божия правда? Где же Бог? Эти мысли, эти страдания верующей души с особенною силою изложены в Третьей книге Ездры. Писатель плачется Богу, что Он, избрав из всех лесов одну виноградную ветвь, из всех цветов одну лилию, из всех птиц одну голубицу и т. д. и из всех народов один народ (5, 23-30), теперь предал его на попрание язычников, хотя «о прочих народах, происшедших от Адама, Ты сказал, что они ничто, но подобны слюне, и все могущество их Ты уподобил каплям, капающим из сосуда. И ныне вот эти народы, за ничто тобою признанные, начали владычествовать над нами и попирать нас… Если для нас создал век сей, то почему не получаем мы наследия с веком? И доколе Это?» (6, 56-59).

Вот как страстно и горячо переживали иудеи то, о чем пророчествовал Даниил, живший в таком же скорбном настроении по поводу рабства своего народа, но он, быть может, потому и удостоился самых ясных предвещаний о грядущем избавлении, что сетовал пред Господом в глубоком покаянии за грехи народа и исповедовал полное правосудие Божие, выразившееся во всех страданиях, коим был подвергнут Израиль в Вавилонском пленении, и после того Господь открывает пророку видения, в коих различные страшные животные получают на земле силу, терзают людей и хулят Бога. Они постепенно уничтожают друг друга, а новый зверь, умертвивший другого, становится еще страшнее и свирепее; но вот является Господь на небесном престоле; «судьи сели, и раскрыли книги… у зверей отнята их власть;…с облаками небесными шел Сын человеческий, дошел до Ветхого деньми и подведен был к нему. И Ему дана была власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его — владычество вечное, которое не пройдет, и царство Его не разрушится» (Дан. 7, 10-14.). Небожитель, которого Даниил спрашивает о смысле видения, отвечает ему, что «эти большие звери, которых четыре, означают, что четыре царя восстанут от земли. Потом примут царство святые Всевышнего, и будут владеть царством вовек и во веки веков» (Дан. 7, 17-18). «Царство же и власть и величие царственное во всей поднебесной дано будет народу святых Всевышнего, Которого (т. е. Всевышнего) царство — царство вечное, и все властители будут служить и повиноваться Ему» (Дан. 7, 27, 28).

Вот по этим-то трем пунктам пророчества Даниила и напряженного чаяния иудейского народа вел свою беседу Господь с Никодимом. Последний, видимо, не ставил Ему вопросов, но Господь часто отвечал на мысленные возражения и недоумения совопросников, как Симону фарисею (Лк. 7, 39), книжникам в Капернауме (Мк. 2, 6-9), Своим апостолам (Мф. 16, 7) и др. Три же идеи пророчества были следующие: Господь низвергнет власть нечестивых язычников и покорит мир народу святых, поставив над ним Своего Избранника — Сына Человеческого, Которого вознесет к равной Себе вечной славе и затем произведет правый суд над всеми народами и тем водворит на земле вечную правду. Иудеи понимали эти предсказания в смысле хотя, вероятно, и чудесном, но человеческом. Народный вождь, Сын Давида, поднимет восстание против римлян, вознесется Богом до небес и произведет праведный суд над народами, покорив их Израилю. Может быть, и само пророчество ближе подходило к такой картине по своему смыслу? Совсем нет. Спаситель разумел и истолковал его Никодиму гораздо точнее.

Смотрите, Даниил не называет народа святых израильтянами, не говорит о победе над воцарившимися зверями вооруженным восстанием, но силою Божиею, как и в другом своем пророчестве о сновидении Навуходоносора; не говорит о человеческих карах над врагами Божиими, ни о военных действиях царства святых, но как бы о добровольном подчинении ему множества в вечном царстве.

Потому-то бессмысленным зверям и был противопоставлен Сын Человеческий, как сила нравственная, разумная и святая, в которой выразилась иудейская культура, — человек безоружный, но совершенный, — что угнетенное политически иудейство было сильно перед Богом тем, что носило в себе идею святости и духовного совершенства (Быт. 18, 19) еще от времен Авраама согласно Божию Завету. Итак, Даниил говорит о возвеличении Сына Человеческого над зверьми и о царстве святых, о Царствии Божием не в политическом, не в военном смысле, а в нравственном, церковном; и Христос Спаситель потому постоянно и употреблял эти выражения, чтобы отвлечь слушателей от земного понимания Мессии и Его Царства к пониманию духовному Мессия — сошедший с неба Сын Божий, Который снова вознесется на небо, царство Его — духовное, как Он пояснял Пилату (Ин. 18, 36), не государство, а Церковь и суд Его на земле, — суд не карательный, а нравственный. Эти истины развивает Господь в беседе с Никодимом; она является как бы программой Его дальнейшей проповеди и деяний и последовательным ответом на недоумения Никодима, да и всего иудейства, — недоумения, основанные на неправильном разумении Даниилова пророчества, как мы видели, несравненно более близкого по смыслу к истолкованию Христа Спасителя, которое мы и воспроизводим с внесением мысленных и высказанных запросов и выражений Никодима.

Никодим приходит к Спасителю говорить об открытии Царствия Божия, которое, конечно, должно начаться, по его мнению, с восстания против римской власти. Дело это близко к заговору, а потому беседа должна быть тайною: он приходит ночью, вероятно уполномоченный своими собратьями по Синедриону, ибо он был «один из них» (Ин. 7, 50).

Итак, Никодим говорит: «Равви, мы знаем, что Ты Учитель, пришедший от Бога, ибо таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним Бог» (Ин. 3, 2); что Ты не приготовляешь восстания или когда же начнешь его устраивать? хочет он сказать, а может быть, и сказал: что же Ты не приготовляешь восстания, которым должно начать открываться Божие Царство?

«Иисус сказал ему в ответ: истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия» (Ин. 3). Ты недоумеваешь, почему я не собираю тайно воинов и оружия, а только учу народ вере и добродетелям; но это потому, что в Мое царство войдут только те, кто возрожден от Бога (ср.: Ин. 1, 12, 13).

Никодим говорит Ему: «Как может человек родиться, будучи стар? Неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и родиться?»

Обыкновенно толкователи говорят, что Никодим не понял указания на духовное возрождение, а думал о телесном. Но тогда зачем бы говорить об утробе матери, которая у стариков давно умерла? Да и Сам Спаситель не указывает на непонимание Своей речи собеседником, а на его нерасположенность верить новому откровению (ст. 11). Если же толкователи почитают Никодима столь далеким от разумения духовных предметов, то потому, что мало знают Ветхий Завет, где так много словес о возрождении, о внутреннем изменении человека Божией Благодатию, что приведенные слова Христовы вовсе не могут показаться странными и непонятными знатоку закона и пророков. Довольно вспомнить 50-й псалом и его слова: «Окропиши мя иссопом и очищуся, омыеши мя и паче снега убелюся», чтобы не думать так низко о Никодиме. Или возьмите слова Иезекииля: «Окроплю вас чистою водою, — и вы очиститесь от скверн ваших, и от всех идолов ваших очищу вас. И дам вам сердце новое и дух новый дам вам, и возьму из плоти вашей сердце каменное, и дам вам сердце плотяное. Вложу внутрь вас дух Мой и сделаю то, что вы будете ходить в заповедях Моих» и пр. (36, 25-27).

Впрочем, нам пришлось бы переписать десятую часть всех пророчеств, если бы мы пожелали собрать все изречения, сюда относящиеся. Особенно их много у Иезекииля, и у Исаии, и у Захарии: ср.: Иез. 11, 19, 20; Ис. 49, 3; 59, 21; Зах. 13, 1, также Иер. 31, 31-33. Можно сказать, что главной идеей пророков было требование и обетование полного нравственного возрождения Израиля не по внешнему его поведению только, но по внутренней настроенности, и дело это ожидалось не как дело человеческое только, но как дело Духа Божия.

Знал и Никодим, что значит родиться свыше, но знал и то, сколько молитвы, подвигов и труда нужно для сего, чтобы и самого себя возрождать, и тем более возрождать других, как свидетельствовал апостол Павел галатам и пресвитерам Ефеса и коринфянам (Галат. 4, 19; Деян. 20, 31; 1 Кор. 4, 15).

Конечно, Никодим, ставший ревностным последователем Христа и не убоявшийся помазать Тело Его драгоценным смешением (Ин. 19, 39. 40), с должным благоговением относился к словам Спасителя о возрождении духовном, но в его сознании предстоит идея восстания, которым должно открыться ожидаемое всеми Царство Божие, предреченное Даниилом и другими пророками. Ему представляется, что его Собеседник думает предварительно нравственно перевоспитать, переродить всех участников восстания. Но это для взрослых людей почти так же трудно, как вновь войти во утробу матери и вторично родиться.

Заметьте, во всей речи Спасителя все три главные мысли выражаются в отрицательных предложениях. Ясно, что они являются возражениями на ошибочные мысли, а может быть, и слова Никодима о тех же предметах. Итак, поелику Никодим все думает о царстве военном, хотя и Божественном, каково было правление Моисееве, а отчасти и дальнейших властителей Израиля, то Господь поясняет: Царство Его совсем иное, и начинает это пояснение с повторения уже высказанной мысли: «Истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие» (Ин. 3, 5). Здесь уже к сказанному раньше прибавляется и внешний признак духовного рождения и Господь продолжает разъяснять сущность последнего, несколько отвлекаясь от хода мыслей Своего слушателя, дабы он понял вновь посылаемую Богом силу для гораздо более глубокого, существенного возрождения сынов открывающегося Царствия Божия сравнительно с тем, что давалось чадам Ветхого Завета. «Не думай», как бы говорит Спаситель, «что Я имею в виду только внутреннее благочестивое настроение Моих последователей. Я имею могущественную, еще невидимую земным силу Духа, которого действие несравненно значительнее, чем последствия вооруженного восстания, только отчасти различествующие от обыкновенных государственных переворотов, а по существу такое же плотское дело, как и все земное вообще. «Рожденное от плоти плоть есть, а рожденное от духа есть дух. Не удивляйся тому, что Я сказал тебе: должно вам родиться свыше» (Ин. 3, 6, 7). Это рождение будет благодатное, свыше приходящее, могущественное и быстрое, а не простое покаяние и постепенное упражнение в подвигах воздержания и милости, чего достигала проповедь Предтечи. «Дух дышет, где хочет, и голос слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от духа» (Ин. 3, 8). Он чувствует в себе благодатное изменение, чувствует, что оно не от него самого произошло, но не может опознать той Божественной силы, которой действия он испытывает как веяние налетевшего ветра. Никодим опять прекрасно понимает, о чем говорит Господь, но он не мог еще опытно испытать такого мощного притока благодати и отвечает: «Как это может быть? Иисус отвечал и сказал ему: ты — учитель Израилев, и этого ли не знаешь?» Ты должен верить в осуществление благодатных возрождений, как знаток закона, ибо пророки и псалмопевцы обещали все это людям в будущем. Не думай, что Я передаю тебе только несбыточные мечты Своего сердца: Я не на земле произошел, а задолго раньше знал многое. «Истинно, истинно говорю тебе: Мы говорим о том, что знаем и свидетельствуем о том, что видели (т. е. на небе), а вы свидетельства Нашего не принимаете» (Ин. 3, 11). Не решаешься поверить тому, что здесь, на земле, будет происходить и уже поисходит с верующими в Меня и о чем предвещали пророки, т. е. все-таки о земном, человеческом, хотя и благодатном, даваемом человеку от Бога. «Если Я сказал вам о земном, и вы не поверите, — как поверите, если буду говорить о небесном?» (Ин. 3, 12)

Но я не скажу тебе пока, что основатель Царства Божия, или Мессия, есть не человек, но Богочеловек, по естеству равный Богу. А ты, почитая Его человеком, веришь Даниилу, что Он взойдет на небо; однако знай, что «никто не восходил на небо, как только сшедший с небес, Сын Человеческий, сущий на небесах» (Ин. 3,13).

Этот переход речи на восходящего к Небу как на Кого-то ожидаемого душою Никодима ясно показывает, что Спаситель имеет в виду то пророчество Даниила, а также напряженное ожидание его исполнения в личности Мессии со стороны Никодима.

Господь Своими словами о Сыне Человеческом дает здесь понять, что ожидаемый Мессия будет не человек, ибо человеку не суждено восходить на небо, а Сын Божий, воплотившийся и вочеловечившийся. Подобную поправку к иудейским понятиям о Мессии, основанным на неполном разумении пророчества Даниила, Господь повторяет после первого Своего учения о Евхаристии, когда, «зная Сам в Себе, что ученики Его ропщут на то, сказал им: «это ли соблазняет вас? Что ж, если увидите Сына Человеческого, восходящего туда, где был прежде?» (Ин. 6, 61, 62).

Теперь же, указав собеседнику на присносущее и Божественное достоинство Мессии, Спаситель раскрывает Ему и назначение последнего не как отомстителя за избранный народ, но как Искупителя рода человеческого. «И, как Моисей вознес змия в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3, 14).

«А как же произойдет обещанный пророками суд Мессии?» — спрашивает Никодим вслух или про себя. Ответ уже готов; сначала он кажется отрицательным, а затем выясняется, что суд сей не отрицается, но разумеется не в карательном смысле для земли, а только пока в нравственном, «ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него. Верующий в Него не судится, а не верующий уже осужден, потому что не уверовал в Его Единородного Сына Божия. Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы» (Ин. 3, 16-19) и т. д. Эту же мысль о духовном только осуждении неверующих и злых в этой жизни и о каре им в жизни будущей Госполь неоднократно повторяет в четвертом Евангелии и в беседах с иудеями (Ин. 5, 22-29; 45-47; 12, 47, 48; 1, 22; 16, 811). Учение Христово о суде составило бы богатый материал для особенного исследования, но мы в данной работе заинтересованы отношением к нему революционно-мессианских убеждений и чаяний иудейских. Мы видели, что Никодим стал верным учеником Христовым: он приобрел дорогие благовония, чтобы помазать Тело Его при погребении. Однако имя его, как и Лазаря, умалчивается первыми тремя евангелистами, а упоминается, при погребении только, Иосиф. В церковном синаксаре найдете вы вероятное пояснение сего умолчания. С Иосифом Синедрион разделался вскоре же по Воскресении Христовом, бросив его в глубокий ров; Никодим же, изгнанный из Синедриона, жил долго и пытался писать жизнеописание Спасителя (вероятно, совсем не то, которое известно под именем Евангелия Никодима), поэтому до падения еврейского правительства было опасно сообщать о его подвиге.

Теперь прибавим еще в заключение речи о беседе с Никодимом, что она в Евангелии от Иоанна является введением к изложению истории вражды против Христа еврейских патриотов-революционеров, ибо в ней приведено кратко, но полно то разногласие между Учением Спасителя о призвании Мессии и учением современных Ему иудеев (и их современных даже нам потомков), за которое они возненавидели Искупителя и распяли Его.

Нам нужно еще выяснить две вещи, понятные сами по себе для христианина, но небезынтересные и для искреннего иудея. Он спросит: а кто правильнее разумел пророков? Спаситель ли или иудеи-патриоты? и еще: вполне ли Христос отрицал фактическое царство израильское, иерусалимское? Был ли Он отрицателем патриотизма и космополитом в смысле Л. Толстого?

На первый вопрос мы уже, впрочем, ответили, пояснив, что Даниил предрекал о царстве святых, разумея под чадами его, верятно, прежде всеого иудеев, но определяя сынов этого царства не по происхождению, а по праведности их жизненных устоев. В таком же смысле определяли сынов Царства Божия, различая истинных иудеев от неистинных, апостолы Павел и Иоанн; от них имеем мы столько изречений в таком духе, что приводить их нет нужды.

Гораздо новее покажется для читателя то наблюдение над словами пророков, по коему для него вполне подтвердилось бы наше толкование Даниила, именно что не только новозаветные священные толкователи, но и ветхозаветные священные писатели, предсказывая Израилю и даже всему человечеству светлое будущее, имели в виду блага духовные, а не физические вопреки толкованию позднейших иудеев и нашего Вл. Соловьева!

Это видно из того, что предсказания эти почти всегда пересыпаются самыми мрачными картинами. Возьмите, например, книгу Исаии или Михея, начиная от 4-й главы: то все народы пойдут к Иерусалиму учиться истине и оттуда распространятся повсюду правосудие, и мир, и праведная власть, то дщери Израилевой суждены страдания, пленение и позор, то опять ополчится дочь Сиона на своих врагов и измолотит их и покорит Господу; но в следующем стихе говорится, что судии Израилевы будут бить тростью по ланитам. Но в следующих стихах той же главы рождается в Вифлееме Владыка Израилев, Предвечный, который будет пасти народы до краев земли и истребит неприятелей Израиля; а в следующем стихе говорится уже об истреблении конницы и городов самого Израиля и о грядущем суде Божием со своим неверным и неблагодарным народом и предвозвещаются ему разнообразные и тяжкие бедствия. Изъяснение этих сочетающихся противоположностей в библейских пророчествах составило бы интереснейшую и весьма полезную для науки тему особого исследования. Мы же скажем кратко, что объяснение заключается в&;nbsp;том, что предсказанные победы, примирение, обилие и процветание — все это должно было разуметь духовно в отношении к новому Израилю, к самим же верующим иудеям же и еллином (1 Кор. 1, 24). Радости их и победа их будут чисто духовные, вернее, уже давно получены были ими и получаются. Лев и ягненок давно пасутся вместе на церковном поле, вопреки Соловьевскому земному раю в конце времен. По Златоусту, пророчество Исаии (Ис. 11) осуществилось за трапезой у Левия, когда множество грешников и хищных мытарей назидались беседой Спасителя (Лк. 5, 2932), и продолжала осуществляться, когда начиная со времен апостольских и дикие варвары, и развращенные еллины объединялись в одно Христово стадо и бывшие тяжкие грешники перестали отличаться от праведников, вполне уподобившись им благодатию Божиею и собственным покаянием. Таково истинное толкование радостных картин будущего в пророчествах Ветхого Завета. Что же касается предсказаний печальных о разорении Иерусалима, о порабощении народа Божия врагами, о его пленении и рассеянии по всей Вселенной: то все это осуществилось и осуществляется над Израилем буквально, реально, как Господь и подтвердил это в притче о злых виноградарях, заключив ее словами: «Отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его» (Мф. 21, 43).

Однако современные Спасителю иудеи не желали стать на такую точку зрения и напряженно жаждали себе, своему племени внешнего довольства и славы, и только лучшие из них понимали пророчества правильно, как Захария, Симеон, Предтеча, Пречистая и даже Самарянка, а также те слушатели Христовы, которые в разное время уверовали в Него (Ин. 8, 30; 10, 42; 11, 45; 12, 11).

В заключение спросим: вполне ли Господь отрицал мысль о царстве еврейского племени как царстве праведных, к которому, согласно Исаии и Михею, добровольно, а не в качестве покоренных оружием, присоединятся прочие народы, взыскающие Бога и праведной жизни (Ис. 2, 1-5; Мих. 4, 1-7). В этих пророчествах образы чисто евангельские: свободное объединение народов около Сиона, Суд Божий над всеми племенами, но суд не карательный, а учительный и примиряющий, последствием которого будет прекращение войн, мирный земледельческий труд и научение Закону Божию и праведной жизни.

Господь не отрицался от иудейского народа даже как племени, если бы оно не противилось своему призванию, как пояснено в притче о злых виноградарях. Он не отрицался от звания царя иудейского, но разумел его именно в том смысле, как Исаия, Михей и Захария (о вшествии Его на осляти). Вот почему Он и Пилату не говорит прямо: «Ты говоришь, что Я Царь» (Ин. 19, 37), но «царство Мое не отсюда» (Ин. 19, 36).

Напрасно некоторые современные писатели утверждают, будто бы Спаситель отрицает патриотизм и как преимущественную любовь к родине и как любовь к своему народу. Кто не помнит Его слов, которые Он говорит со слезами, приближаясь к Иерусалиму в день просветления души народной: «Когда приблизился к городу, то, смотря на него, заплакал о нем и сказал: о если бы ты хотя в сей твой день узнал, что служит к твоему миру, но это сокрыто ныне от глаз твоих!». Далее Господь предвозвещает оплаканному Им городу разорение от врагов «за то, что ты не узнал времени посещения твоего» (Лк. 19, 41-44).

Здесь обнаружилось самое теплое чувство Спасителя не только к людям, но и к городу, как к родной исторической святыне; то же значение имеет Его ревность о храме Иерусалимском, выразившаяся в троекратном изгнании оттуда торговцев и в словах: «Дом Мой есть дом молитвы, а вы сделали вертепом разбойников» (ст. 46). И в других изречениях Своих Господь называет храм жилищем Бога (Мф. 23, 21), а Иерусалим — городом Великого Царя (Мф. 5, 35).

Кто же этот Царь, как не Он Сам, обетованный Мессия? Он Царь, но безоружный, сидящий на «жребяти осли» (Мф. 21, 4, 5), окруженный радостною толпою свободных поклонников. Еще более умилительны слова Христовы, коими Он заключил обличительную речь на Своих врагов: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели» (Мф. 23, 37).

Но этот вопль отвергнутой материнской любви заключен был и приговором отвержения: «Се, оставляется вам дом ваш пуст. Ибо сказываю вам не увидите Меня отныне, доколе не воскликнете: благословен Грядый во имя Господне!» (Мф. 23, 38, 39), т. е. до Страшного Суда.

Нам задают вопрос: а что было бы, если бы Израиль принял Спасителя? Было бы, конечно, почти то же, что было в христиаиско-еврейской общине первых глав книги Деяний. Было бы царство не от мира, т. е. без оружия и угнетения, царство любви с Царем Славы, царство, за благополучие которого пекся бы Сам Господь, Который чудесною силою оградил дисциплину первоначальной Церкви, казнив ее нарушителей Ананию и Сапфиру, после чего «великий страх объял Церковь и всех слышавших это… Из посторонних же никто не смел пристать к ним, а народ прославлял их» (т. е. уверовавших во Христа) (Деян. 5, 11-13).

Если б сами иудеи не разогнали Церкви, если б не отвергли Христа, то Его всемирное царство было бы в Иерусалиме, и, вероятно, с еврейскою речью и книгами. Но евреи отвергли и Самого Христа, и Его святую дружину и вторично оказались богоборцами, по словам Гамалиила (Деян. 5, 33), а Церковь Свою Господь обрек на многовековое мученичество и борьбу.